Лэнгдон кратко изложил свою теорию.
Сиену как будто убедила его логика, но что-то продолжало ее беспокоить.
– Не вижу смысла, – сказала она с сомнением. – Если поверить, что Зобрист тайно написал это на внутренней стороне маски и озаботился сделать этот маленький проектор, чтобы указать на маску… то почему не написал чего-то более содержательного? Это же бессмыслица. Мы с вами целый день разыскивали маску – и что мы находим?
Лэнгдон снова посмотрел на текст внутри маски. Надпись была очень короткой – всего семь букв – и вправду казалась совершенно бессмысленной.
Разочарование Сиены легко понять.
Тем не менее Лэнгдон ощущал знакомое волнение, какое возникало у него всякий раз на пороге разгадки. Он сразу понял: эти семь букв подскажут им, каков должен быть их следующий шаг.
Кроме того, от маски шел слабый запах; запах был знакомый, и сразу стало понятно, почему внутренняя сторона маски белее наружной: эта разница никак не была связана ни с возрастом, ни с солнечным светом.
– Не понимаю, – сказала Сиена. – Все буквы одинаковые.
Лэнгдон спокойно кивнул и еще раз взглянул на надпись – семь тщательно выписанных букв с обратной стороны лба.
– Семь «Р», – сказала Сиена. – И что нам с этим делать?
Лэнгдон улыбнулся и поднял на нее глаза.
– Предлагаю сделать то, что рекомендуется нам в письме.
Сиена смотрела на него в изумлении.
– Семь «Р»… это – письмо?
– Письмо, – подтвердил он с улыбкой. – И если вы изучали Данте, письмо совершенно понятное.
На Соборной площади человек в галстуке вытер ногти платком и потрогал гнойнички на шее. Стараясь не обращать внимания на жжение в глазах, он смотрел на недоступный баптистерий.
На вход для туристов.
Перед дверью усталый экскурсовод в блейзере курил сигарету и объяснялся с туристами, которые, очевидно, не могли понять расписание:
APERTURA 13.00–17.00.
Человек посмотрел на свои часы. 10.02 утра. До открытия еще несколько часов. Он понаблюдал за экскурсоводом и принял решение. Вынул золотую булавку из мочки уха и положил в карман. Потом достал бумажник и проверил его содержимое. Помимо разных кредитных карточек, в нем была небольшая пачка евро и три тысячи американских долларов.
К счастью, сребролюбие – интернациональный грех.
Глава 57
Peccatum… Peccatum… Peccatum…
Семь «Р» на внутренней стороне маски Данте повернули мысли Лэнгдона к тексту «Божественной комедии». Он перенесся в Вену, на свою лекцию «Божественный Данте: символы ада».
– Теперь мы спустились по девяти кругам ада, – разносился по аудитории его голос, усиленный динамиками, – в центр земли и встретились лицом к лицу с самим Сатаной.
Он стал показывать слайды с трехглавым Сатаной, изображенным на «La Mappa» Боттичелли, на мозаике баптистерия, ужасного демона кисти Андреа ди Чони – в черной шерсти, запачканной кровью жертв.
– Мы с вами спустились по косматой груди Сатаны, – продолжал Лэнгдон, – и в точке, где сила тяжести меняется на обратную, стали подниматься из мрачного подземья… чтобы вновь увидеть светила.
Лэнгдон продолжал менять слайды, пока не появился тот, который он уже показывал, – фреску Доменико ди Микелино в соборе: канонический Данте в красном одеянии перед стенами Флоренции.
– Если присмотреться… вы увидите эти светила.
Лэнгдон показал на небесный свод со звездами над головой Данте.
– Как видите, небо состоит из девяти концентрических сфер, охватывающих землю. Девятиярусное строение рая призвано уравновешивать девять кругов преисподней. И вы, наверное, заметили, что число девять – повторяющийся мотив у Данте.
Лэнгдон умолк, глотнул воды и подождал, когда аудитория отдышится после мучительного спуска и выхода из преисподней.
– И вот, претерпев ужасы ада, вы, наверное, с нетерпением ждете, когда вам откроется дорога в рай. К сожалению, в мире Данте все не просто. – Он театрально вздохнул. – Чтобы попасть в рай, мы все должны – фигурально и буквально – взобраться на гору.
Лэнгдон показал на фреску Микелино. На горизонте, позади Данте, виднелась коническая гора, поднимающаяся к небесам. Вокруг нее спиралью, девятью витками, сужающимися уступами шла дорога к вершине. По ней тащились нагие фигуры, претерпевая разные наказания.
– Перед вами гора чистилища, – объявил Лэнгдон. – И увы, это изнурительное восхождение – единственный путь из глубин ада к сияющему раю. На этом пути вы видите кающиеся души, каждая платит соответствующую цену за свои грехи. Завистники должны идти с зашитыми веками, дабы не алкать; гордецы – согбенными смиренно, под тяжестью громадных камней; чревоугодники – без пищи и воды, терзаемые голодом; сладострастники – сквозь пламя, чтобы очиститься от плотского жара. – Лэнгдон выдержал паузу. – Но прежде чем вам будет даровано право подняться на эту гору и очиститься от грехов, вы должны побеседовать с этим существом.
Лэнгдон поменял слайды и показал крупным планом деталь фрески, где крылатый ангел сидит на троне у подножия горы чистилища. У его ног – очередь кающихся грешников ждет разрешения подняться на гору. Но странно: у ангела длинный меч и направлен он в лицо первого человека в очереди.
– Кто знает, – спросил Лэнгдон, – что делает этот ангел?
– Хочет пронзить кому-то голову? – предположил кто-то из публики.
– Нет.
Другой голос:
– Пронзить глаз?
Лэнгдон покачал головой.
– Еще идеи?
Откуда-то из задних рядов послышался решительный ответ:
– Пишет у него на лбу.
Лэнгдон улыбнулся:
– Кажется, кто-то там основательно знаком с Данте. – Он опять показал на изображение. – Это действительно выглядит так, будто ангел намерен рассечь лоб бедняге. На самом деле – нет. Согласно Данте, ангел, охраняющий вход в чистилище, пишет что-то острием меча на лбу входящего. «И что же он пишет?» – спросите вы.
Лэнгдон сделал эффектную паузу.
– Как ни странно, он пишет одну букву, повторяя ее семь раз. Кто-нибудь знает, какую латинскую букву ангел написал семь раз на лбу Данте?
– Букву «Р»! – крикнул кто-то в зале.
Лэнгдон улыбнулся:
– Да. Букву «Р». Эта «Р» означает peccatum, а семикратное написание символизирует – Septem Peccatta Mortalia, то есть…
– «Семь смертных грехов»! – крикнул еще кто-то из зала.
– Точно. Поэтому, только поднявшись по всем кругам чистилища, вы искупите свои грехи. На каждом уровне ангел стирает одну букву «Р» у вас на лбу, и наконец, когда вы взошли на вершину, все семь «Р» стерты у вас со лба и вы очистились от всех грехов. – Он подмигнул. – Поэтому гора и называется чистилищем.
Лэнгдон отвлекся от своих воспоминаний и увидел, что Сиена смотрит на него из-за купели.
– Семь «Р»? – сказала она, вернув его к действительности. Она показала на маску Данте. – Вы говорите, это – письмо? И оно объясняет нам, что делать?
Лэнгдон быстро объяснил ей, как устроено чистилище, смысл букв «Р», символизирующих семь смертных грехов, и как их стирают со лба грешников.
– Надо полагать, – закончил Лэнгдон, – Бертран Зобрист, поклонник Данте, знал, что такое эти семь «Р» и что их стирают со лба по мере приближения к раю.
Сиена смотрела на него с сомнением.
– Думаете, Зобрист написал эти «Р» на маске и хотел, чтобы мы… сами стерли их с маски? Это, по-вашему, мы должны сделать?
– Мне ясно, что…
– Роберт, пусть мы сотрем буквы, что нам от этого пользы? Будет у нас просто белая маска.
– Может быть, да. – Лэнгдон ободряюще улыбнулся. – А может быть, нет. Думаю, здесь скрыто больше, чем кажется на первый взгляд. – Он протянул руку к маске. – Помните, я сказал вам, что маска внутри светлее, чем снаружи, из-за неравномерного старения?
– Да.
– Возможно, я ошибся. Слишком велик контраст, и фактура внутри зернистая.
– Зернистая?
Лэнгдон показал, что поверхность внутри гораздо шершавее… зернистая, почти как наждачная бумага.